«Ну до чего же хорошо: И жизнь прожил, и жив ишо!»
«Все, что мы делали, мы делали как аргументы в подвальных спорах. А куда еще? На выставках это не выставляли! Поэтому чаще всего материалы брались на помойке, а потом это снова на помойку попадало. Хранить было негде и никакой цены наши творения не имели»
«Надо делать что-то свое, шаг влево или шаг вправо!»
«Классическая фотография, как повсеместно считалось, должна быть резкой, глянцевой и мелкозернистой. Так называемый фотохудожник до сих пор придирчиво выбирает сюжет, наводит на резкость, кадрирует. При печати снова режет кадр сообразно своему вкусу — и называет это художественной фотографией. Гораздо более художественно было бы завязать себе глаза и щелкать что попадется, не целясь. Когда он кадрирует, то из бесконечного идеально организованного окружения вырывает кусочек, который считает единственно удачным. Надо, понял я, наугад снимать! Приходил в мастерские к знакомым и, не глядя в видоискатель, отщелкиваел пелье пленки, а потом склеивал фотографии в складни. Или экспонировал все на один лист, чтобы получился «Черный фотографический квадрат». А потом стал варить пленку в надежде, что природа сама за меня сделает все, что нужно. Свои варенки я называл «Случаи». А после складней стал делать фотокнижки»
«Как жизнь не изуродует нам лица, Они прекрасны, если веселиться!»
«После простого преобразования открывается истинная сущность, казалось бы, хорошо знакомых заведений: БУЛОЧНАЯ-КОНДИТЕРСКАЯ — это КУЛАЧНАЯ-БАНДИТЕРСКАЯ, какие-то страшные дела там творятся! Если мы вспомним, что половина слов в нашем языке пришла с востока, где читают справа налево, то открываются их изначальные значения:
ВОКЗАЛ — ЛАСКОВ,
ТАКСИ — ИСКАТЬ,
ТОПОР — РОПОТ"
«На именины имениннику, Получи картинку от картинника!»
«У группы довольно необычное амплуа, может, единственное в своем роде у нас в стране, — выступать не на сцене, а в фойе, и не в антрактах и паузах основных концертов, а практически непрерывно <…>. Надо заметить, группа в высшей степени демократична, ее участники дают постучать, побренчать, подудеть и так далее на своих инструментах всем желающим <…> В отдельные моменты фестиваля в фойе зрителей собиралось в несколько раз больше, чем в зале»
«Моя любимая поговорка — у меня денег не было, нет и не будет. А мне их и не надо. Это же анонимное коллективное творчество! Это же не картины, бессмысленно выискивать среди них качественные и некачественные, красивые и безобразные. Все они одинаково безыскусны, как и тексты. Главное в них именно игра, дарение. Притом никому ничего не навязывают. Картинки достаются только тем, кому они нравятся»
«Я угадал, кто вы! Вы — ска-ра-мохи!»
«1992 год. Что он делает? На своей работе в «Уралтехэнерго» пишет заявление о переводе обычным дворником. С ведущего инженера! Шаг дикий, никто не понимает почему? Я ему помогаю перед школой — приезжаю в 7 утра, а в 8 с чем-то уезжаю. И еще вечером. Мы убирали снег, но не как делали умные люди — только на дорожке до директорской машины. Мы убирали сначала там, где рабочие ходили к помойке. Естественно, все работники говорили, что мы сошли с ума. Потому что нормальные люди около директора чистят, а на заднем дворе — пусть хоть все заледенеет!
В то время произошла девальвация рубля, смешение с внешней экономикой, все стали думать только о деньгах. Отделы перевели на хозрасчет, а отец из-за здоровья уже не мог ездить в командировки. Вот от чего он сбежал: не вынес капитализм. И если раньше он всегда пытался выделиться, был стилягой, то тут — ушел в аскезу. Решил: буду ходить как полное отрицание всего.
Наша помойка была страшной, рядом цех — какие-то болванки, железки. Но за два-три дня мы все разобрали, навели порядок и начали благоустройство. И тут ему пришла идея забрать ржавые листы, разрисовать у себя, а потом развесить на помойке. И даже более того — мы начали разрисовывать помойные баки. Естественно, все друзья из «Уралтехэнерго» были возмущены. Тогда он придумал кое-что еще.
Каждое утро мы покупали на свои деньги мясо или курицу и замачивали в трехлитровую банку. Порисуем, а потом всех на шашлык приглашаем. На помойку! И получилось так, что все эти главные инженеры ходили сюда общаться с Малахиным (они не знали, кто такой Букашкин — для них это Малахин). Пообщаться, поесть шашлык и посмотреть на наши художества. То есть он все перевернул!"
«Чем мы от нынешних авангардистов-постмодернистов отличаемся — они из музея хотят помойку сделать, а мы из помойки — музей! Помойка — индикатор социальных изменений, показатель уровня цивилизации! Искусство у нас принадлежит народу, вот мы и расписываем помойки, чтобы приблизить это самое „искусство“ к народу, чтобы приятно было туда что-то бросить, приятно взять»
«Многие выбрасывали ненужное им добро мимо мусорных баков, и тогда я придумал и изобразил там шкалу Д-О-Т. В середине ее — 0. Все, что по бокам, — ДО и ОТ. А до ОТ и ДО есть еще ДО-ОТ и ДО-ДО. Согласно этой шкале есть не только ОТ-бросы, но и ДО-бросы. Отсюда возникли новые слова — «отброс» и «доброс».
Допустим, у тебя есть «добро», хлеб, например. Ты его покушал, а то, что не доел, выбрасываешь. Для тебя оно уже «отброс». А для кого-то, у кого нет хлеба, это «добро». И ведро уже не помойное, не отбросовое, а добросовое — для накопления добра"
«Я долгое время был авангардистом-антисоветчиком, разрушителем, пока не догадался, что нельзя просто раскладывать, надо прилагать способ складывать. На каждую тезу нужна антитеза и их примирение: добро побеждает, зло побеждено! Нельзя предлагать новую теорию разбивания яиц, не давая хоть в приложении, хоть мелкими буквами новую теорию их склеивания. За разложение я сам себя наказал! Потому как решил: все выявляется с помощью перестановок, все разрушимо. Если просто переставить первые буквы, получит-ся, например:
ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ — ВСЯ СЛАСТЬ ВОВЕТАМ
СЛАВА КПСС — КЛАВА ПС-С-С
ПОЛИТБЮРО — БОЛИТ ПЕРО.
И засомневался, только когда попробовал в 1980-е разрушить таким же образом СОВЕТСКИЙ СОЮЗ. Оказалось, что его нельзя так просто разрушить — как ни переставляй первые буквы, то же самое получается. Неверна, подумал, моя теория, есть вещи совершенно неразрушимые. Тогда нам казалось, что наша «империя зла» будет существовать вечно. И каково же было, когда в 1991 году она рухнула всего за пару месяцев у нас на глазах.
И вот, пересказывая свою разрушительную теорию кузнецу Лысякову, стоя с ним у кинотеатра «Салют» часа два, я вдруг почувствовал, что разрушение приложимо и ко мне самому: НО-ГИ НО-ЮТ (я тогда еще ходил без палки). И как ноги ни переставляй, они все равно теперь ныть будут!"
«В каждой росписи скрываются свои секреты. Например: «Не пьют жЕ Ж-УР-АВли и цапли, и ты не пей, не пей не капли!». Синим выделено ЕЖ — рядом с цаплями нарисован синий еж. Оранжевым выделено УР — здесь же урчащий оранжевый кот. А под красным АВ — красная собачка! Все вместе называется «Азбука и стены» (читай: Азбука истины).
Чтобы буквы стали буквами нравственного закона. Рано или поздно разложение закончится. Русский язык, конечно, будет окончательно вытеснен всякими заимствованиями. Тогда вот и вспомнят о моей азбуке. Произведут раскопки — и по нашей настенной живописи снова будут учить буквы. А потом и наши берестяные грамоты найдут!"